хехе...

[ihuli]

Название: Призраки в стеклянных снах
Автор: [J]златовласка с телескопом.[/J]
Бета:  Yunamiko
Жанр: что-то типа романса, и немного хьюмора
Рейтинг: PG-13
Фандом: Блич
Пейринг: Гин/Изуру
Тайминг: незадолго до начала арранкаровской арки
Дисклеймер: Блич принадлежит Кубо, Шинсо принадлежит  Yunamiko- от прав отказываюсь, ни на что не претендую х) Кстати, Дух Страха принадлежит мне, о аналогах ранее не знала, и вообще придумала его только сегодня))
Посвящение: торжественно вручаю это нечто  Yunamiko, и поздравляю с наступившими праздниками ^___^ на самом деле, я доделывала это хрен-знает-сколько, по-этому, поздравляю тебя с началом лета
Предупреждения: 1) возможен ООС
2) оно странное и длинное
3) флешбек и сон выделенны курсивом


Пролог.

Дух скрипуче смеется, глядя на то, как старого владельца Храма хватает судорога. Физическая боль сладкая, но оставляет неприятно-приторный вкус на языке. Бледные пальцы обхватывают горбатую спину старика, черные волосы спадают на сутулые плечи.
Дух улыбается, проводя призрачным языком по гниющей коже… Он уже не жив, этот человек – повисший на тонких нитках паутины в междумирье. Скоро и он станет слоняющейся серой тенью.
Люди – хрупкие, словно цветы ликориса. Их так легко сломать. Уничтожить. И при этом получить самое большое удовольствие, и дни, тысячу дней корчится в экстазе – одной только человеческой боли достаточно, чтобы удовлетворить его.
Но они недолговечны.
Старик жмурится от боли, когда за окном снова гремит гром Предательски ноет левое колено и ломило кости – все это реакция на пониженное давление и плохую погоду.
Дух уже неделю смотрит на него с интересом – убить его, или наслаждаться приторно-сахарным чувством физических страданий на языке до последнего? Это надоедает.
Дух серой тенью скользит по седзе – он уже убедился, что богов нет. Это – храм богини Каннон. И где же, где ваша Благодетельница, когда её почитатель корчится в предсмертных муках? Противно.
Люди. Верящие в слепые, призрачные надежды… Они не замечают того, что у них под носом, поклоняются чему-то отдаленному и не существующему ни в этом, ни в любом другом мире.
Голод, скребя прозрачные внутренние органы, подступает к горлу. Дух облизывается, скользит языком по бледным губам. Как ему не хватает горькой, обжигающей, душевной… Жестоко стягивающей в тисках грудь, боли.
Дух сумасшедший. Он бы уже давно выбрался.
Он прячется от приходящих сюда изредка Черных, становится тенью, неслышным шорохом, а Переступившие Смерть так легко ведутся на его уловки.
Их страдания ярким карнавалом ложатся в его призрачные руки, он пьет их агонию… Но, эти идиоты не лишены интуиции. Они уходят. Все уходят.
Этот старик – последнее, что у него было за последние пятьдесят лет.
Серость кружится вокруг духа, и вот, прозрачное – уже бледное, но материальное. Теперь его можно пощупать. Обнять. Приласкать. Накормить…
Старик нервно оборачивается.
- О, Боже!
И – руки в молитвенной позе.
Дух скрипуче смеется, мерзкая, путающая чувства, липкая реяцу отходит от него.
На старческом лице – застывшая маска, гримаса ужаса.
- Сожжжжжалееееей…. Сссстрадай…. Бойссся…
- Нет! Нет, пожалуйста!
- Да…
Старик напоминает Духу какого-то родственника, но это уже не важно.

Пробуждение.

Очнувшись, он закашлялся. Не заметил, как на юкате появились пятна крови.
Он был ранен - ранен тяжело. Под сердцем ныло, казалось, что левое легкое вспороли, а тягучая, красная жидкость попала в дыхательные пути. В горле булькало.
Изуру попытался подняться на локтях, но при малейшем движении тело отзывалось дикой болью, а с трудом восстанавливающееся дыхание сбивалось. Лейтенант прищурил глаза, и огляделся, оценивая обстановку.


Потолки, примерно в два с половиной метра были украшены "ловцами снов" по периметру. Парень сразу узнал их - когда в Обществе Душ проводились фестивали, такие украшения висели практически у каждого киоска. Их шёлковые кисточки плавно покачивались на ветру, который, судя по всему, дул из приоткрытых сёдзе. На стенках висели живописные свитки, с пейзажами, под каждым из которых аккуратным почерком было выведено танку. На столе, в левом углу комнаты, в беспорядке лежали маленькие бумажные куклы, которыми часто играют дети, засушенные лепестки мальвы, а с самого края столика, рискуя упасть от малейшего прикосновения человеческой руки, стоял лазуритовый сосуд для священных реликвий.
За сёдзе был виден мягкий, оранжевый свет, а блики от очага мелькали по комнате, поднимая в душе страннейшее ощущение.
Ко всему прочему, при коротких вдохах-выдохах чувствовался невесомый аромат сандалового дерева.
В целом, комната напоминала обитель гадателей, которые в Сейрейтее обычно предсказывали дни зловещего и счастливого предзнаменования. Большинство случаев с этими людьми оканчивались печально: в одном случае - для особы, так жаждущей узнать свою судьбу, в другом - для самого гадателя.
Однако комната, которая, в сущности, олицетворяла нрав и предпочтения хозяина, не была наполнена хитрым или шарлатанским духом. Наоборот: из атмосферы чувствовалась уверенность в себе, аккуратность, любовь к уюту, и, по меньшей мере, тонкое чувство прекрасного, принадлежащее жильцу.

Изуру снова попытался двинуть рукой, и пальцами наткнулся на прохладу тонкого стекла. Скосив глаза, он увидел небольшую прозрачную пиалу. В кристально чистой жидкости отражались редкие световые блики.
Шинигами, уж было, хотел поднести спасительный напиток к пересохшему от жажды горлу, как в голове что-то щелкнуло.
За долгие годы работы в Готей 13, у всех шинигами вырабатывалось рефлекторное чувство опасности. Эдакий датчик, который реагировал на предметы, вызывающие хоть толику подозрений.
Пиала со звоном опустилось на пол.
Изуру прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, как он оказался в этом странном помещении. Он четко понимал, что находился в Генсее, скорее всего, на миссии, и скорее всего, из дома его вытянул вызов. Вызов... Он помнил, что шел за девочкой. Девочка... В памяти мелькали размытые картинки - заоконный пейзаж, подъезд, высокие холмы снега...

Воспоминания.

... Парень вышел на тротуар и привычно закинул монетки в кофейный автомат на углу. Достал высокий, пол литровый стакан из ящика под панелью выбора напитка, поставил под "кран". Несколько щелчков, сопровождаемых высоким писком, и в стакан полилась ароматная жидкость. Изуру на минутку отвернулся - вокруг никого не было - только несколько бездомных собак, и маленькая девочка, которая, судя по всему, опаздывала в школу. Девочка была странная - необычной внешности. Полосатый красно-желтый шарфик и толстая курточка, которая делала её круглой, словно колобок. На голове забавная шапка с тремя бубенчиками, а на ногах - спортивные ботинки, судя по всему, мальчиковые. Присмотревшись к глазам девочки, парень невольно охнул - один был большой, обрамленный густым веером ресниц, с зеленой, почти изумрудной радужкой, а второй - узкий, темного цвета. Под этим глазом находился причудливый, крестовидный шрам, как будто кто-то царапнул школьницу по щеке.
Портфель то и дело ударял опаздывающую девчонку по спине. Встретившись взглядом с Изуру, она улыбнулась, но, бросив взгляд на руку, где вокруг запястья обвился ремешок с часами, она беспокойно выдохнула, и, набрав скорости, скрылась за поворотом.
Кира проводил девочку озадаченным взглядом, пожал плечами. Обернулся к кофейному автомату - стакан уже был наполнен крепким черным кофе. Обхватив кофе двумя руками, Изуру пошел по заснеженному тротуару - в ту сторону, куда побежала девочка.

Спустя четверть часа разыгралась сильная метель, и одновременно с этим в кармане пальто запищал передатчик. Кира не смог сдержать недовольного вздоха - он-то надеялся, что этот день будет одним из тех, когда странная духовная энергия вообще не появлялась. Парень вытащил телефон из кармана, и, взглянув на экран, не удержался от ухмылки - всего в нескольких кварталах отсюда.
Благодаря всех Ками, Изуру повернулся на девяносто градусов, и побежал против ветра.

Здесь было совсем тихо - ни звука проезжающих вдали машин, ни тихих разговоров, слышных с балконов домов, вообще ничего. Высокие ворота стерегли тишину, а тишина, в свою очередь, хранила священное место...

.. В Храм? Так значит, он в Храме? Неудивительно, что в воздухе витают удивительные ароматы, вселяющие спокойствие - они характерны только святым помещениям.
Однако, у Изуру осталось ещё много вопросов. Почему он здесь? Кто его ранил? Если ранили, то почему спасли? Почему на нём эта юката - она не принадлежала форме шинигами. Кто хозяин Храма?
Но, на сей раз, и подсознание, и память молчали.
Кира устало вздохнул, погружаясь в спасительный сон - там, хотя бы не было боли в груди.

Он видел огромное снежное поле, сверкающее в скромном свете почти не видного за свинцовыми тучами молодого месяца. Падали редкие белые хлопья, и незаметно ложились в уже созданную прошедшими метелями чистую белизну: словно ткали пуховое одеяло, накрывающее и согревающее скованную морозом землю.
Изуру оглядел себя - он был одет в том же, в чем уснул - и только сейчас заметил почерневшее пятно под сердцем, и маленькие красные кляксы на вороте юкаты. Парень озадаченно посмотрел на несуразно выглядевшую одежду, и вздохнул. С детства ему прививали любовь к чистоте, так что мальчик вырос хроническим аккуратистом. А в этом, словно, идеально светлом и незапятнанном мире, алые пятна на белой ткани совсем не вписывались. Но было холодно, и приходилось довольствоваться тем, что есть - тем более кончики пальцев сильно мерзли, а ноги еле двигались.
Кире казалось, что он оказался на том месте, где в прошлый раз его разбудил звон будильника - затрудненное дыхание подсказывало, что до этого он долго и быстро бежал.
У всего этого должен был быть смысл, и мысль мелькнула на задворках сознания. Изуру поднял голову, уже догадываясь, что увидит.

Было ещё кое-что, несовместимое с суровым зимним миром, не считая его запачканной в кровь одежды. Впереди, величественно раскинулось цветущее дерево - словно весенний уголок, отделенный от всего прочего. Лейтенант третьего отряда сразу узнал грушевый цвет - несколько таких деревьев росли в саду, около его поместья.
Он прибавил скорости, и скоро оказался вплотную с лепестками, создававшими цветки, и осыпанные блестящей снежной крупой, которая вскоре превращалась в маленькие капли воды. От обрызганного такими каплями грушевого цвета, веяло свежестью и нежной прохладой.
Шинигами с трепетом поднёс руку к одному из цветков, коснулся подушечкой пальца тонкой, светлой материи, и пристально вгляделся. На концах лепестков лежал розовый отсвет – такой легкий, что он невольно задавался вопросом – а не обманывают ли его глаза? Кира повел рукой, и на цветке задрожали капли растопленного снега.
Убрав руку, Изуру прислонился к холодной коре дерева, и вздрогнул – по следам, оставленным им в снегу, шел человек.
Его трудно было разглядеть, но услужливое ёканье в груди, которое, являлось реакцией, пожалуй, только на одного человека, подсказывало, кто перед ним. Рука потянулась вниз, но пальцы, вместо рукояти Вабиске нащупали пустоту.
Судорожно сглотнув, Кира попытался успокоиться – в конце концов, это всего лишь сон.
Однако, Ичимару Гин был явно опасен и во сне, и наяву.

Дух царапнул светловолосого мальчика длинными когтями. Шинигами - приманка для пустого, но Дух не обращал внимания на духовную силу. Он прислонился к груди Изуру, чувствует, как быстро бьется сердце. Как легко было его заманить... Маякнуть странной реяцу, под стать экспериментальным Пустым, которые то и дело шастали по городу. Отзвуками в памяти - промелькнуть девочкой со странной внешностью.
И теперь - одно лишь наслаждение. Сколько боли, сколько терзаний... Дух облизнулся, и припал к теплым губам. Живая боль... Ещё, больше...
Дух трепетно засмеялся, водя тонкими руками над лицом парня, создавая невидимую паутину наваждения.
Девочка со странной реяцу так помогла ему. Ранила. Раненные - открытые для боли ещё больше, чем обычные люди. Хотя, те тоже хороши...
Сладостная истома разливалась по всему телу. Дух выгнулся, приоткрывая рот, впитывая в себя негативные эмоции.
- Вкусно, не так ли?
Дух раздраженно обернулся и зашипел. Беловолосый мужчина сверкнул зелеными глазами.
- Яре-яре, интересности на каждом шагу. То Шинсо бунтует, то какие-то подозрительные личности в откровенно идиотской позе сидят на моем бывшем лейтенанте, и пьют его беспомощность и боль литрами. Это очень раздражает, знаешь ли...
Мужчина растянул губы в улыбке. Дух шикнул громче, сужая глаза.
- Не мешай мне, проклятый кицунэ...
- Тебя возбуждает это, не так ли? Его боль почти такая же легкая и горькая, как и его реяцу, - Беловолосый склонил голову.
- Ты мешшаешь мне, лисс, - Дух тряхнул смольными волосами. В прозрачных глазах легко читалась нескрываемая жажда.
- Бакудо 30: Ситоцу Сансен, - мягко произнес Гин. Духа отбросило в угол, и пригвоздило к стенке. Он сочувственно зацокал языком, - Знаешь, я так не люблю, когда меня перебивают... А ещё больше не люблю, когда заглядываются на мои игрушки.
- Ррееевность кицунэ, сссовесть кицунэ, чувссства. Все это лож.. - Дух вытер прозрачную каплю у кончика губы.
- Мне плевать. - ласково сказал Ичимару. - Ложь, не ложь. В данном случае моя совесть даже реальнее, чем твоя дальнейшая жизнь. У тебя есть выбор: я убью тебя одним выпуском реяцу, или же... ты сматываешь удочки. Можешь даже прийти сразу после нашего ухода - я не расстроюсь. М?
Выбора нет.
- Я согласен, - прохрипел Дух.
- Кай. Ты свободен, свет мой.
Бакудо разлетелось золотистыми отблесками, медленно осыпаясь на пол.
- Черт, кажется, я заразился от Владыки пафосом...

Ветер развевал серебристые волосы.
Одна рука бывшего капитана третьего отряда была поднята – Гин ловил снежинки. Рукав бледно-лиловой юкаты, похожей на ту, что сейчас была на Изуру, приспустился, обнажая тонкое запястье предателя.
А с губ не сходила улыбка.

Кира вжался в дерево – ему казалось, что сейчас рухнет всё внутреннее равновесие, и баланс, который он так тщательно пытался настроить после ухода тайчо.
- Ну, здравствуй, Изуру~
Парень молчал, а улыбка Гина становилась ещё шире.
- Неожиданная встреча, не так ли? Я даже немножечко удивлен, - привычным голосом произнёс Ичимару, как будто они двое старых друзей, ненадолго расставшихся, - Но, видимо, ты не рад… Хотя, разве это важно?
Нервы звенели.
- Скажи, Изуру, - тон Гина вдруг стал серьёзным, и он приоткрыл один глаз, - Ты знаешь, где находишься?
- Я… Я… Я сплю.
- Это и ежу понятно, - хмыкнул Ичимару, - Где ты спишь?
Почему он должен ему отвечать? Но что-то подсказывало, что образ Гина в данной ипостаси и есть ключ к его памяти.
- В храме? – робко поинтересовался он.
- Это ты у меня спрашиваешь? – беловолосый приподнял бровь, и саркастически усмехнулся, - Что, совсем ничего не помнишь? Напряги мозг, Изуру~
Кира чуть не задохнулся от негодования – его подсознание играло с ним! Маразм какой-то.
- Да как вы смее… - начал было он, но вознёс глаза к небу. Спорить сам с собой – это уже крайняя стадия шизофрении. По-крайней мере, он обязан был понять, что с ним происходило.
- Молодец – ты начинаешь понимать, - удовлетворенно хмыкнул Ичимару, и подошел к длинной ветке груши, опускающейся вниз.
Стараясь не обращать внимания на бывшего капитана, стоящего рядом, Изуру задумался: он подошел к Храму, и что-то случилось… Что-то, что привлекло его внимание; что-то, что, возможно, его ранило. Или кто-то? Странная реяцу была замечена именно в Храме, так может там его кто-то ждал? Но кто?
Сколько вопросов, и не одного ответа.
Никогда в жизни он не чувствовал себя насколько беспомощным.
Спрашивать у Гина бесполезно, - подсознание копировало самого Ичимару, а тот всегда делал так, чтоб Изуру до всего додумывался сам.
Парень скосил глаза, - задумчивый взгляд рубиновых глаз Гина остановился на верхушке дерева.
Он должен вспомнить, иначе…
- Иначе, ты не проснёшься.
Голос Гина разнёсся по снежному полю. Глаза Изуру удивленно расширились – неужели, от его догадки зависит столь многое?

Они простояли под цветущей грушей ещё четверть часа – Ичимару, скрестив руки на груди, смотрел на лейтенанта, а тот отводил глаза, роясь в собственной памяти.
- Знаешь, мне скучно. – недовольно фыркнул Гин, заставив Изуру посмотреть ему в глаза, - Вот вечно все приходится делать самому.

Кира и глазом не успел моргнуть, как беловолосый предатель оказался рядом с ним, и наклонился к его губам. Он собирался возмутиться, но в памяти снова замелькали черно-белые картинки – словно кино без звука. Горячий язык коснулся его нёба, и сознание поразило догадкой – голубые глаза распахнулись.

Легкий звон серебряных колокольчиков разбудил память.
Он вспомнил танцующий вихрь снежинок вокруг него.
Образ девушки – невероятной, неземной красоты.
Острый взгляд рубиновых глаз, с искоркой горького веселья.
И заветные слова.

Наваждение.

… Пронзи его, Шинсо.

Он очнулся – резко встал со спины, не обращая внимания на сильную боль в легком. Тыльной стороной ладони вытер холодный пот со лба. Атмосфера в комнате как будто изменилась, да и Изуру чувствовал себя ещё слабее, чем раньше.
Попытался сосредоточиться на окружающей его духовной силе – однако, это оказалось ненужным. По ту сторону сёдзе раздавались тихие голоса, один – до боли знакомый, с вечными ироническими нотками, другой – подобный звону колокольчиков, чистый, будто вода в роднике, и полностью сливающийся с окружающими звуками – казалось, только отголоски летали в воздухе. Его он тоже узнал – это голос той девушки.
- Вот скажи, ну зачем ты это сделала? – Ичимару был явно недоволен, но недовольство это было скорей шутливое, чем серьёзное. Девушка звонко рассмеялась.
- Вот скажи, зачем ты это сделал? Зачем спас его?
- Зачем? А как же, меня бы всю жизнь совесть мучила… - заговорщицким шепотом отвечал Гин, - А это отвратительное чувство вины…
- Совесть? Чувство вины? Ты сам себя слышишь? – осуждающе поинтересовалась девушка, - Сам знаешь – тебе не свойственны такие чувства. Можешь обманывать кого угодно, но только не меня. Я тебя насквозь вижу.
- Да ладно? Там нет ничего интересного – одни внутренности. Поверь мне.
- Побудь хоть на секундочку серьёзным, Гин. Даже если ты его спас – почему ты остался здесь? Кому из вас от этой встречи станет легче?
- Ты такая зану~уда. Мне будет весело.
- Это тебе сейчас весело. А потом…
- Какая разница, Шинсо?
Между ними повисло тяжелое молчание – Изуру нервно сглотнул – не заметили его? Он повернулся влево, и услышал тихие, легкие шаги – словно ступающая особа еле-еле касалась пола.
- Я сделала это, потому, что думала о тебе. Думала, что тебе будет легче, - наконец раздался голос девушки.
- Ну и как? Мне легче?
Ещё одна долгая пауза.
Он раздвинул сёдзе. Ичимару сидел к нему спиной, в полном одиночестве – не было и следа девушки, которая его ранила. Рядом с ним лежали ножны с вакидзаши.
- Очнулся, Изуру? Садись…

На ватных ногах парень обошел маленький стол, на подобии того, что стоял в соседней комнате, и аккуратно опустился на подушку.
Гин скучающе на него посмотрел, и пододвинул чашку с чаем.
- Пей.
Что?! Это что, шутка?!
- Да как вы смеете! Вы… Вы… Вы меня ранили! Что вы делаете в Генсее?
Ичимару саркастически ухмыльнулся – его лицо походило на маску. По загривку прошлись мурашки, Изуру сжал руки в кулаки.
- Ты можешь меня громко ненавидеть после того, как выпьешь. Это травяной чай – он поможет твоим ранам.
Лейтенант сглотнул, и поднёс чашку к губам, смотря то на Гина, то на напиток. Вкус был странный, действительно – какие-то травы, и горьковатый привкус шиповника. По телу разливалось живительное тепло, а легкие перестало сдавливать – он, наконец, смог нормально вздохнуть.
- Зачем вы меня спасли?
- Зачем ты подслушиваешь чужие разговоры?
- Зачем вы меня спасли?
- Тебе так нужен ответ?
- Перестаньте со мной играть! Я задал во… - Изуру закашлялся – на столе появилось маленькое пятнышко крови. Гин покачал головой.
- Ты не в том положении, Изуру. Сейчас ты не можешь показывать свою силу. Я отвечу на твои вопросы – возможно, если ты ответишь на мои. – увидев ничего не выражающий взгляд лейтенанта, Ичимару удовлетворенно усмехнулся. У Киры сжалось сердце – неужели, ему так нравится причинять ему боль? – Вот и чудесно. Что ты делаешь в Генсее?
- Миссия из Сейрейтея – в Каракуре появился странный источник реяцу.
- Аа, скукотища… Но ты его, конечно, не нашел?
- Как видите, я ещё здесь.
- Отлично… Хм… Как ты оказался в Храме?
- Я шел…
- Шел, шел, пока не уперся. Неинтересно. Выбери способ повествования получше.
Изуру удивленно моргнул – он рассказывал все так, как и было. Что не нравилось человеку, сидящему напротив?
- Передатчик нашел ту самую реяцу, и она привела меня сюда.
- О. Мило. – Гин покосился на стену и приоткрыл глаза.
- Кто ещё в Храме?
- Никто. Уже никто. Но, я не сомневаюсь, что это был тот самый источник духовной силы, который ты искал.
- Что?!!
- Человек за которым ты пошел...
- Девочка? Откуда вы знаете?
- Бесплотное, но чрезвычайно наевшееся существо, которому ты очень понравился, - Ичимару растянул губы в противненькой улыбке. Кира вздрогнул, отодвигаясь. - Не чувствуешь какого-то парящего облегчения, словно камень с души упал?
Изуру еле удержался от того, чтобы скептически хмыкнуть, но тут же одернул себя. В конце концов, перед ним - его враг, человек, который предал его. Нельзя расслабляться. Ни в коем случае нельзя.
Угадав мысли бывшего лейтенанта, кицунэ фыркнул.
- Ясно. Прямо простейший закон жизни - ковыряясь в ране, ты причиняешь больше боли. Ничего интересного, на самом деле... Доса...
- Я могу задать вам вопрос?
- Уже задал несколько, но если тебе так хочется… И, черт подери, меня перебивают уже второй раз за день.
- Почему… Почему вы предали Готей?
Ичимару смерил лейтенанта оценивающим взглядом.
- Ты что, это хотел спросить? Готей? Какое тебе до него дело?
- Нет, я.. – Кира замешкался, - Почему вы предали меня?
- Как интересно… Предал, да? - это начинало веселить. Ичимару вспомнил, что сразу после ухода в Общество Душ, он заскочил в Генсей, и купил пару-тройку блокнотов на пружине. Интересное изобретение, ничего не скажешь. И эти клеточки... Неважно. Потом, сидя на каменных ступенях Лас Ночес, он грыз карандаш, и записывал вопросы, "которые задаст мне Изуру, когда мы встретимся". Он ничего не добился, лишь, по остроумному замечанию Тоусена, "отморозил себе задницу", но его предположения попали в точку. Следующим должен быть...
- Вы говорили мне, что не причините вред Хинамори.
- Я пальцем не трогал Момо-чан.
- Вы… Вы использовали меня.
- Ты позволил себя использовать. Такой наивный~
- Вы опять со мной играете, - тяжело вздохнул Изуру.
- Ты опять наступаешь на те же грабли, - Гин усмехнулся.
- Что вы имеете в виду? – приподнял бровь парень.
- Неважно. Мы разобрались? Следующий вопрос.
- Мы не разобрались – вы опять меня запутали, - недовольно произнёс Кира. – Почему вы меня спасли?
Предатель напустил на себя задумчивый вид.
- Да, и правда, почему? Разве ты не слышал разговора? Меня бы совесть замучила…
- Я не верю ни единому слову.
- Твои проблемы, Изуру~
- Зачем… Зачем вы не дали мне умереть?
- О! – Гин хлопнул в ладоши, и радостно улыбнулся, - Пошло самоистязание! А я-уж думал, что ты хотя бы немного изменился.
Кира гневно посмотрел на бывшего начальника.
- Зачем спасли меня? Думаете, мне приятно, вот сейчас, сидеть с вами и разговаривать, словно вы меня и не покидали?
- А ты что, скучал? – беловолосый обхватил чашку двумя руками, - Думаю, да, приятно.
- Вы ошибаетесь.
- Давай проверим?
Изуру опешил, едва успев опустить чашку на стол. Гин оказался прямо рядом с ним, слегка наклонив голову вниз, и, если бы лейтенант третьего отряда немного подался вперед, то обязательно коснулся губами серебристых прядей... От кицунэ пахло хурмой. Хурмой, и легкой изморозью. Если протянуть руку - то подушечками пальцев можно было почувствовать ломкий изгиб улыбки, от которой многих бросало в дрожь. Кира старался не дышать - знал, что если вдохнет - сердце разорвет грудную клетку в клочья. Он даже честно попытался досчитать до двадцати...
На "девятнадцать", помутневшие от непонятных чувств, и внезапно возобновившейся зависимости глаза Изуру встретились с ясными зелеными. Омут, затягивающий омут. Клочья здравого смысла выкидывали бумажки с ненаписанными воспоминаниями, слухами, про кицунье колдовство. Кира закусил губу, когда зеленые глаза сверкнули.
- Приятно, до ужаса приятно смотреть на проявление твоей силы воли, - не может, не должно у его капитана быть такого завораживающего шепота. Изуру хочется что-то возразить, но в, казалось бы, глубокой чаше терпения, иссякает вода, и он сам касается вытянутых в улыбке губ. Проводит языком, на вкус пробуя текстуру... Потрескавшиеся...
"Интересно, сильный там ветер? В Уэко Мундо?.."

***

Они стояли на ровной крыше Храма – под ногами тихо потрескивал тростник. Изуру – с неуверенным взглядом, и руками в карманах, и Гин – в черном пальто. Улыбчивый бывший капитан.
Лейтенант вздыхает – видимо, хочет что-то спросить. Отводит глаза – передумал. Какой интересный человек Кира Изуру. Хотелось прижать его к себе, ещё раз почувствовать тепло чужого тела, яростное биение сердца. Но он не мог себе этого позволить.
Гин проводит языком по замерзшей губе, чувствуя, как открывается маленькая ранка.
- Если ты не будешь задавать вопросы, - не будешь получать ответов, - тихо произносит он.
Изуру удивляется тону голоса Ичимару.
- Я не хочу получать ответов.

Гин смотрит на небо и ещё больше щурится от яркости красок. Он отвык от спектра цветов - в Уэко все серое и тусклое, а искусственная палитра Лас-Ночес только нагоняет тоску. Хотя, в мертвом мире скучно не бывает.
Беловолосый не очень любил уходить по-английски, - хотелось, чтоб последнее слово - с подколкой, иронией, насмешкой - полным арсеналом, в общем - осталось за ним. Но в данный момент говорить было нечего, и Ичимару вдыхает, собираясь исчезнуть в шумпо, но тут-то не было...
Теперь, Гину кажется, что у него два сердца - одно, своё - тихо колотившееся в груди, и другое - возле спины, бешено стучавшее. Изуру обвивает его руками, и прижимает к себе - не хочет отпускать лиса-предателя. Действительно скучал.
Сердце кицуне пропускает один удар - уж слишком личное было это объятье. Он проводит пальцем по запястью и мягко размыкает кольцо рук.
- Смотри, какой закат, Изуру.
Он искоса смотрит на лицо Киры - в глазах лейтенанта отражается закатное солнце, бросающее яркие лучи, - оно близится к пелене тумана, который постепенно накрывает город. Слегка тронутые пурпуром верхние облака лентами стелются по небу. Изуру склоняет голову, любуясь зрелищем, а рука, обхваченная ранее теплыми пальцами, безвольно падает.
Губы трогает легкая улыбка
- Тайчо...